Выбрать шрифт:
1. Возможно ли Церкви быть аполитичной?
Когда заходит речь о государственности, от многих церковных людей приходится слышать: «Церковь должна быть полностью аполитична и полностью отделена от всякого государства». Эти тезисы - порождения антихристианского противоцерковного гуманизма - либеральные богословы этого столетия выдают за учение Церкви, за необходимые условия процветания Православия.
Но возможна ли аполитичность Церкви? Искренняя аполитичность предполагает полный выход из мiра, отказ не только от всех обязанностей по отношению к государству и обществу, но и от всех предоставленных ими прав, - ибо права неотделимы от обязанностей. Очевидно, что такое иное бытие возможно лишь для отдельных членов Церкви - для иноков, или для Церкви в условиях гонений, когда все ее члены живут катакомбной жизнью. Церковь, имеющая права юридического лица, право собственности на недвижимость, а своих членов имеющая в парламенте и местных органах власти, не может быть аполитичной, ибо в мiре сем за все надо платить - и за предоставленные права тоже, как бы ничтожны они ни были.
Считать ли аполитичностью благословение церковными деятелями «всех на все»: то партократии, то демократии, то застоя, то перестройки, то генсеков, то президентов; служение молебнов то за "Октябрь", то за "Август"?
Строгая нелицемерная аполитичность как раз состоит в полном отказе от всех оценок мiрской действительности, равно от одобрения и порицания, а не только в воздержании от политической борьбы. Право одобрения государственной и политической жизни предполагает право неодобрения этой жизни и свободный выбор между этими правами, а аполитичность предполагает свободный отказ от этих прав. Аполитичен затворник или отшельник, делатель умной молитвы, ушедший из мipa ради духовной жизни, но церковный деятель, отказывающийся, например, поддержать патриотическое движение и благословляющий движение демократическое, явно не аполитичен.
И каждый христианин, живущий в мipy, и вся поместная Церковь, особенно ее иерархи, не могут быть абсолютно аполитичными, ибо обязаны давать принципиальную оценку окружающей жизни и пастырски наставлять своих чад. В смысле политической деятельности христианин, действительно, скорее аполитичен, так как не связывает себя политическими программами партий или членством в них. Но это не значит, что у него нет принципиальных убеждений о том, какая государственность совместима с его верой, а какая нет.
Церковь была и остается мистическим Телом Христовым, имеющим Небесного Главу. Она живет своей жизнью - жизнью Духа, общением со Христом. Но именно поэтому Церковь и оставлена Христом в мире, чтобы приводить к этой небесной жизни всех произволяющих.
Духовная жизнь и отдельного человека и целого народа неизбежно отражается и на его внешней жизни. Как под влиянием внутреннего безбожия формируются особый быт и уклад жизни, образование и культура, так все эти области преобразуются заново под влиянием зародившейся внутренней жизни во Христе. Духовная жизнь не может протекать во внешних безбожных формах, но только в формах церковных и воцерковленных. Как писал св. Феофан Затворник, бывает внешнее без внутреннего, как например, сухое безжизненное дерево, но внутреннего самого по себе, без внешнего, никогда не бывает, как и жизни без живых организмов. Там, где нет хотя бы минимально воцерковленных форм быта, там духовная жизнь просто невозможна.
Поскольку Церковь заинтересована в спасении душ людей, в их духовном здоровье, постольку она не может быть равнодушна к тому, в каких они живут условиях: воцерковленных или противоцерковных. Система образования, внешняя культура, средства информации и в значительной степени быт находятся под контролем государства. Поэтому Церковь не может быть равно аполитичной и к тому государству, которое принимает учение Церкви, содействует воцерковлению культуры и быта, государственными мерами изгоняет все противоцерковные движения, - и к тому государству, которое отвергает учение Церкви, покровительствует кампании нравственного растления народа и всем противоцерковным движениям, хотя, может быть, открыто и не провозглашает своей задачей ликвидацию Церкви.
Церковь указывает и отдельному человеку и целому народу высшую цель его бытия - жизнь с Богом во Христе, жизнь духовную, которая начинается уже в этом земном бытии, но в полноте своей раскрывается в вечности. Эта духовная жизнь проявляется во всех сферах деятельности человека, подобно тому, как мысль выражается в словесных формулировках. К этим сферам относятся не только быт и культура, но и государственность. Христианский воцерковдеииый быт и христианская культура так же отличаются от безбожного быта и современной культуры потребления, как православный храм от дискотеки. Но очевидно, что и христианская государственность, сложившаяся под благодатным влиянием Церкви, не может иметь ничего общего с государственностью антихристианской (хотя бы та и называлась "христианской демократией"), сложившейся в темную эпоху возрождения неоязычества, расцерковления общества и борьбы с самой Церковью.
А именно таково происхождение всех современных "демократий" (и их исчадий: анархии, олигархий и диктатур) - все они суть порождения антихристианских революций, хотя часто уже во втором или третьем поколении. И оставаясь лояльной в гражданском отношении и к такой государственности. Церковь никак не может быть к ней аполитичной, то есть внутренне равнодушной как к явлению, которое причиняет ее чадам тяжелый духовный ущерб.
Была ли аполитичной древняя Церковь эпохи мучеников, имевшая наиболее высокий духовный уровень своих членов? Была ли она совершенно равнодушна к государству, на территории которого находилась - к Римской империи? Равнодушие, например, к человеку предполагает равное отношение к нему самому и к его врагам. И вот за всю историю первохристианской Церкви мы не видим ни одного проявления антигосударственной деятельности со стороны ее членов.
Первохристиане поддерживали Римскую империю во многих областях, именно потому что понимали организующую и упорядочивающую роль монархической государственности в земной жизни. «Нет власти, которая не от Бога; существующие же власти от Бога установлены», - сказано апостолом Павлом именно про Римскую империю. «Начальник есть Божий слуга, отмститель делающим злое. Потому надобно повиноваться не только за страх, но и за совесть» (Рим. 13, 5). Мы не видим не только ни одного христианского мятежа, заговора, бунта, направленного хотя бы против государственного гонения на Церковь, но и ни одного христианина, который был бы соучастником языческих и иудейских мятежей и заговоров, направленных против империи. Мы не видим, чтобы христиане приветствовали военное поражение Рима, развал государства, пришествие варваров. Напрасно ищут космополиты и пацифисты своих единомышленников среди первохристиан - их там нет.
В числе первых апологетов христианства мы встречаем ученика св. апостола Иоанна Богослова епископа Мелитона Сардийского, который, предвидя неизбежный союз Церкви и империи, обращается к императору и доказывает ему всю благодетельность христианства для государства. Мы видим множество христиан среди воинов, причем самых доблестных, которые принимают мученичество за отказ принести жертвы идолам и отречься от веры, но отнюдь не за дезертирство, не за пораженческую пропаганду, не за шпионаж, не за голый пацифизм. Святые Георгий Победоносец, Андрей Стратилат, Великомученик Прокопий, Феодор Стратилат и многие другие, не сомневаясь, служат своим мечом римскому государству и императору, проливают за них свою кровь и столь же принципиально отказываются обнажить этот меч для своей личной защиты. Мы видим христиан, даже во время гонений исполняющих заповедь апостола Павла: «Молитеся за царя и иже во власти суть».
Как это поведение чад Христовой Церкви не похоже на поведение питомцев синагоги иудейской - носителей разрушительного начала для всякой нееврейской государственности. У последних на счету и два крупнейших восстания: Иудейская война (67-70 гг.) и война Бар-Кохбы (132-135 гг.), подрывная работа в пользу враждебной Риму Персии, и шпионаж, и сдача городов, и многое другое. Кстати, по единогласному свидетельству апологетов, почти все гонения на Церковь были спровоцированы именно иудеями, распространявшими на христиан чудовищную клевету и подстрекавшими против них и римские власти, и толпы язычников.
И после торжества христианства при св. Константине Великом даже те из христиан, которые оставляют мiр и удаляются в пустыню, не остаются абсолютно аполитичными, но горячо молятся за Императора и свое отечество, за победу римского оружия, являются наставниками и духовниками важных государственных советников и самих Императоров.
2. Аскетическая жизненная установка христианина - основа его монархического сознания
Поведение христианина как человека государственно мыслящего, патриота, монархиста, верного присяге, добросовестного в службе, вытекает из его аскетической жизненной установки. Согласно заповеди Христа, хотящий идти за Ним должен отвергнуться себя и взять крест, погубить душу свою ради Христа и Евангелия, чтобы спасти ее в жизнь вечную.
Нынешнее естественное состояние каждого человека как потомка Адама есть падшее, поврежденное грехом во всех силах души. Из этого состояния можно выйти не иначе, как силою Божией благодати, которая подается только верующему во Христа и желающему идти за Ним путем крестным. Без этого отвержения своего греховного естества, то есть пораженных грехом разума, воли и чувства, невозможно усвоиться Христу, невозможно стяжать добродетели любви к Богу и ближнему.
Эта аскетическая установка христианина выражается в том, что весь порядок земной жизни должен помогать ему совлекаться ветхого человека и облекаться в нового. Эффективным средством обуздания своего греховного своеволия является прежде всего добровольное сознательное послушание и самоотверженное служение. Кому и чему? - Богоустановленному порядку: вначале послушание в семье родителям и старшим, затем богоучрежденной власти царской и иерархии церковной. Именно таким путем христианин воспитывается в гражданина Царства Небесного. Неспособный к нелицемерному послушанию и добросовестному служению в земной школе, не годен и для Царства Небесного, где все ангелы и святые пребывают в полном послушании Богу и служении Ему.
С этим тесно связаны и понятия присяги, обета, долга. Христианская духовная жизнь начинается с обета крещения, который есть вступление в завет с Богом, присяга на верность Ему. Отсюда долг христианина - служить своему Господу до конца жизни, сохраняя Ему непреклонную верность. Сознание серьезности крещального обета вытекает из сознания святости веры, святости Бога, к Которому приступает христианин.
Все эти понятия абсолютно чужды демократическому "обществу потребления". Это общество, провозглашая натуральное греховное состояние человека нормальным, развивает его через всемерное удовлетворение эгоизма. "Общество потребления" не знает никаких святынь, кроме своего "Я", все оценивает лишь в долларах и калориях, живет для своего чрева и кармана. Оно не знает никакого самоотверженного служения, добровольного послушания, оно знает только права и свободы. Оно не признает никакого стеснения своеволия, никаких обетов и присяг, а признает лишь те обязательства, за нарушение которых пришлось бы платить неустойку. "Человек потребления" и к религии подходит чисто утилитарно, потребительски: что эта религия дает из земных благ? Снимает ли психические напряжения, излечивает ли от болезней, обеспечивает ли деловой успех и т. д. Очевидна полная несовместимость такой жизненной установки с христианством.
Общество, провозглашающее исключительной целью человека его земное преуспеяние и материальное развитие, как бы ни прикрывалось названием "христианско-демократического", есть продукт антихристианской эпохи - эпохи глубокого и полного отступления человечества от Бога. Христианство и демократия так же несовместимы, как гений и злодейство (если вспомнить известные слова Пушкина).
В свое время А.С. Хомяков показал, что происхождение еще древних республик - Карфагена, Афин, Рима, вытекало из ослабления религиозного интереса у основавших их народов. Религия есть то, что человек признает выше себя и над собою, и то практическое отношение, в которое он себя ставит к признаваемому им высшему началу. Религиозный человек приносит жертвы и совершает всякое иное служение Богу. Безрелигиозный человек, даже признающий бытие Божие, живет всецело интересами земного благополучия, религии же уделяет минимум своего внимания, и то лишь как средству для обеспечения своего земного успеха.
В соответствии с этими жизненными установками религиозные в своей массе народы довольствуются патриархальной властью самодержца, обеспечивающей им необходимый порядок земного бытия, а главные силы души вкладывают в область религии и богопочитания. Наоборот, малорелигиозные народы довольствуются неким минимумом в области религиозных потребностей, а весь жар души отдают устроению правового государства, выработке аппарата народного представительства, разветвленного законодательства и т. д. Так в языческой римской республике ровно половину календарного года занимали многочисленные избирательные кампании (а вторую половину - зрелища в цирке); в христианском же Константинополе - Новом Риме - ритм жизни определяли церковные праздники. Сердцем Рима был Капитолий - место политических схваток; сердцем Константинополя - храм св. Софии.
Политическая борьба неизбежна там, где религиозные интересы у народа почти отсутствуют; в хаосе этой бесплодной борьбы проходит вся история демократий древних и новых, старого и нового язычества. Этот хаос постоянно кипящих политических страстей лучше всего обнажает адскую, демоническую сущность демократии.
По словам апостола Павла, Бог не есть Бог неустройства, но чина и мира. Св. Дионисий Ареопагит - созерцатель Божественных откровений, учит, что во все виды тварного бытия Богом заложен определенный порядок, чин, лад. Божие творение не имеет никакой "уравниловки", но пребывает в определенной соподчиненности одного другому, образуя определенную иерархию, пронизанную взаимным согласием и гармонией. Напротив, зло, носителем которого является диавол, стремится разрушить эту Божественную гармонию, этот богоустановленный порядок, ввергнуть сотворенный Богом мiр в хаос и разрушение, и через это в небытие. Демократия в своей глубинной сущности есть именно отрицание и разрушение богоустановленной иерархии и порядка в мiре; она и является в мiр в адском пламени революций, и потому есть начало безусловно злое, демоническое.
Будучи началом всецело разрушительным, зло не имеет бытия в самом себе, а может лишь паразитировать на добре. Разрушив добро, оно неизбежно и само приходит к небытию, как погибает и всякий паразит, истощив питавший его организм. Так и демократия может только паразитировать на накопленных веками духовных ценностях и нравственных устоях народа, а истощив это богатство, приводит к денационализации, разложению, обезличиванию, то есть к духовному небытию.
3. Христианская государственность есть православная монархия
Монархическая государственность есть древнейшая и самая естественная у всех народов. Первые демократии, такие, как римская и афинская, возникли уже позже, после первых в истории антимонархических революций и изгнания царей. Ячейкой государства является семья. В семье отец природно является начальником, а сын - подчиненным; власть отца не есть результат семейных выборов, но вручена ему естественно законом Божиим (митр. Филарет Московский). Как из разросшейся семьи - племени - возникает народ, так и из семейного единоличного возглавления - царское самодержавие.
Как семейное, так и монархическое устройство есть установление Божие для земного существования греховного падшего человека. Первозданный человек, пребывавший в живом богообщении, не подчинялся никому, кроме Бога, и был владыкой над неразумными тварями. Человек согрешивший, нарушивший Божественную иерархию подчиненности, отпавший от Бога - стал рабом греха и диавола, и как следствие этого стал подчиненным человеку, подобному себе. Греховная воля человека для ограничения своей разрушительной деятельности требует подчинения. Это Божественное установление имеет ввиду единственно благо человека - ограничить распространение зла. И сама история подтверждает, что каковы бы ни были недостатки монархий, они не шли ни в какое сравнение с тем злом, какое приносили людям революции и анархии.
Монархическое правление установлено Богом по Своему подобию. «Бог, как Единый, установил власть единоличную; как Всемогущий - власть самодержавную; как Вечный - власть наследственную» (митр. Филарет Московский). Такова монархия вообще, независимо от ее духовного содержания; будучи установлена по подобию Божию, она уже имеет воспитательное религиозное значение. Христианская же монархия сложилась и развивалась под непосредственным водительством и благодатным освящением Христовой Церкви, и потому имеет особое духовное содержание.
Церковь есть также установление Божественное, как и монархическая государственность, хотя Церковь несравненно выше в силу своей богочеловеческой природы. Поэтому она не могла иметь с монархией принципиального противоречия, но со времен Константина Великого совместно с ней делала общее дело Божие на земле. После обращения св. Константина к вере Христовой Император, по его собственным словам, стал исполнять функции «епископа [надзирателя - греч.] внешних дел Церкви», а сама монархическая государственность стала внешней церковной оградой.
Взаимоотношения Церкви и православной монархии наиболее ярко выражают два документа: 6-я новелла "О симфонии" св. Императора Юстиниана и "Епанагога" св. Патриарха Фотия, принятая в число основных законов Императором Василием Македонянином. Эти документы были восприняты Церковью как выражающие ее учение по данному вопросу.
Согласно этому учению. Церковь и православное Царство существуют в таком же единстве, как душа и тело, образуя единый живой организм. Конечно, Церковь может существовать и без христианской государственности, как и душа без тела, но это существование неестественное. Из девятнадцати с половиной веков своего существования шестнадцать столетий Церковь прожила -от равноапостольного Константина до Царя-мученика Николая II - в православном Царстве. Церковь и Царство связывают не юридические отношения, не распределение сфер деятельности, но Истина - вера Церкви, которую православное Царство признает своей истиной. Поэтому преступления против веры и Церкви, например, проповедь безбожия и аморальности, все виды магии, в православном государстве являются также государственными преступлениями. Православный Царь сознает себя слугой Божиим, исполнителем Его воли, а православное Царство - орудием Промысла Божия в мiре. Задача православного Царя, по определению св. Юстиниана: «сохранение в чистоте христианской веры и защита от всякого покушения святой апостольской Церкви».
Православное Царство религиозно по своей природе, оно является особой богоустановленной формой человеческого общества. Оно подчинено вере Церкви как Божественной истине, а сама эта истина различно воплощается в государстве, в его культуре и быте. Глубоко понимая духовные основы государственного бытия, св. Юстиниан писал: «Благосостояние Церкви есть крепость империи». Пока здорова душа, тело может сопротивляться любой болезни, при оставлении же тела душою - неизбежна смерть.
Церковь не берет на себя земной власти, земной организации человеческой жизни, но дает и власти, и земной жизни духовную основу, внутреннее содержание, которое преобразует монарха в православного Царя-Помазанника, народный быт - в быт воцерковленный, а население страны - в православный церковный народ.
В едином служении делу Божию - созданию на земле духовного Царства Божия - Церковь и Царство составляют одно целое, один организм, соединяясь, хотя и неслиянно, но и нераздельно, подобно тому, как существуют два естества - Божественное и человеческое - в едином лице Христово. Царство получает веру и благодать освящения от Церкви, а Церковь, не изменяя своей таинственной духовной природе, поручает этому Царству ограждать себя от внешних врагов. Эта православная симфония принципиально отличается и от латинского "папоцезаризма" (государственно-административного господства Церкви) и от протестантского цезарепапизма (власть над Церковью монарха, не ограниченного ни верой Церкви, ни ее канонами), которые суть ее еретические извращения. В православном Царстве, согласно св. Юстиниану, «ни один закон не имеет силы, если он противоречит церковным канонам».
Именно неслиянность и нераздельность Церкви и Царства, их живая связь, отражены в совместном служении Царя и Патриарха. Помимо своего места в Церкви, определямого канонами (первый среди равных ему епископов). Патриарх есть представитель Церкви в государстве, надзиратель за его Православием. Само государство возлагает на Церковь обязанность учить и предоставляет ей в этом монопольное право.
От Царя же, согласно "Епанагоге", требуется верность Православию, то есть всему учению Церкви и жизни, основанной на этом учении. Тем самым царская власть подчинена Истине, хранимой Церковью. Сам Царь получает от Церкви особую харизму, особый дар Святаго Духа на свое царское служение. Это происходит во время таинства его венчания на царство и миропомазания. Существенными моментами этого священнодействия являются исповедание Царем Символа веры и его присяга Богу на сохранение веры в ее целостности в особой коленопреклонной молитве Царя. В ответ на этот обет Царю преподается особая благодать Царства, аналогичная благодати священства, через возложение рук Патриарха, помазание св. миром и через причащение по священническому чину.
Царь-Помазанник не просто благословенный Богом правитель, но и особый чин в самой Церкви, особый хранитель самой Церкви, имеющий право собирать церковные соборы и председательствовать на них. Такой Царь-Помазанник всегда был в Церкви в единственном числе: сначала византийский Император, затем русский Царь. Православные поместные Церкви других стран всегда поминали Царя особо, как своего покровителя. Для окончательного утверждения царского титула за Иваном Грозным недостаточно было Собора русских архиереев, но требовалось подтверждение от всех восточных Патриархов.
Великие князья русские, владетели сербские, грузинские, болгарские были защитниками Церкви лишь в своих областях. Они возводились на княжение также с благословения Церкви, но по иному чину («о еже благословити князя»), который включал венчание князя, но не имел миропомазания. Конечно, и они по своему служению были христианские Государи, неразрывно сознающие себя как чадами Церкви, так и национальными правителями, защитниками интересов как христианства, так и своего народа. Они жили целиком церковным бытом, имели своих духовников, через которых так же, как и через архипастырей, Церковь влияла на их христианскую совесть. Множество святых благоверных князей прославлено Богом нетлением мощей и чудесами именно за свое служение христианских Государей. Русская Церковь чтит около семидесяти святых князей и княгинь, не один десяток их насчитывают Церкви грузинская, сербская и болгарская. Это и князья-мученики, убиенные за Христа от неверных, и князья-страстотерпцы, пострадавшие от лжебратий, и равноапостольные Государи - распространители веры Христовой в своих странах, и князья-иноки, подвижники благочестия, окончившие свою жизнь в монашестве, и князья-воины, положившие живот свой за веру и отечество.
Византийские благоверные Цари являют еще и особый тип благочестия - умирителей Церкви, собиравших Вселенские и поместные Соборы, низлагавшие еретиков. Среди таких Царей видим глубоких богословов, как Император Юстиниан, и церковных песнописцев, как Император Лев Премудрый, чьи стихиры и поныне поют в Церкви; видим и ревнителей монашеской жизни, в самом дворце живших по уставу Студийского монастыря.
Каков был круг интересов даже у женщин - членов Царских семей, красноречиво говорит свидетельство дочери Императора Алексия Комнина Анны: у них за обедом регулярно читали св. Отцов, преимущественно св. Максима Исповедника, одного из самых глубоких богословов-созерцателей. На богослужении Цари сами читали Апостол, несли свечу перед Святыми Дарами, на крестных ходах носили икону Нерукотворенного Спаса. Всем известно, что Владимир Мономах заповедал своим детям даже в седле творить краткую молитву, а сам всегда имел в седельной сумке Псалтирь, которую читал ежедневно. Перед смертью и византийские Цари, и наши князья, как правило, принимали монашеский постриг, чтобы отойти ко Господу в иноческом звании. Это же звание обычно принимали и княгини-вдовы, избегавшие второго брака.
Христианские Цари Византии построили сотни монастырей, тысячи храмов, множество благотворительных учреждений (домов для сирот, больных и престарелых). По их же инициативе были направлены миссии с христианской проповедью к армянам, грузинам, арабам, эфиопам, готам, позже к славянам. Юстиниан видел свою задачу христианского Царя в том, «чтобы весь мiр стал христианским». С тою же целью еще Константин Великий заступался за гонимых христиан персидских и готских, а позже сам Юстиниан - за христиан арабских, страдавших от иудейского гонения в Омирите.
История распространения христианства достаточно ясно показывает роль православных Государей. Первыми христианами Армении, Грузии, Эфиопии, Болгарии, Великой Моравии, Чехии, Руси были их Государи. Первые христиане Руси - это благоверные князья Аскольд и Дир, обращенные к вере чудом Божией Матери и запечатлевшие верность Христу мученической кончиной; это равноапостольная княгиня Ольга; это восприемник русского народа от купели Крещения, его крестный отец, равноапостольный князь Владимир, по горячей вере которого русский народ весьма скоро сподобился рождения от воды и Духа. Всем известна роль киевских Великих князей в распространении христианства на Руси; строительство ими храмов, основание училищ и монастырей (из семидесяти монастырей, основанных в XI-XIII веках, почти все были созданы князьями). Насколько долго христианство считалось "княжеской верой", говорит тот факт, что уже столетие спустя после Крещения Руси, по свидетельству окружного послания митрополита Киевского Иоанна, многие из простонародья полагали, что венчаться, соблюдать посты, молиться в храме и исповедоваться должны одни князья и бояре.
4. Царское служение "Удерживающего"
Православный Царь, являясь орудием Промысла Божия, несет совершенно особое служение: в симфонии с Церковью быть удерживающим мiровое зло. Апостол Павел во 2-м послании к Солунянам, предсказывая пришествие антихриста к концу мiровой истории, говорит: «Тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь». По единогласному толкованию св. Отцов, от Златоуста до Феофана Затворника, под "Удерживающим" разумеется христианский государь Рима: во времена Златоуста - Император Второго Рима, Византии, во времена св. Феофана - русский Царь Третьего Рима - Москвы.
Первым это служение "Удерживающего" получил и исполнял св. Константин Великий по особому благословению Божию (вспомним виденное им знамение Креста на небе и надпись: «сим победиши»). Именно благословением Божиим и мечом св. Константина были низложены злейшие враги Церкви Христовой - Максентий и отступник Ликиний, а христианская вера стала государственной, господствующей в империи после двух с половиной веков гонений (причем сами христиане составляли тогда не более 10 процентов населения). Позднее христианским Государям многократно приходилось мечом защищать Церковь, смирять ярость варваров, язычников и отступников.
Роль христианского Государя в этом служении ярко показывает малоизвестный случай, бывший в Новгороде в 1078 году. Некий колдун силою бесовскою сотворил много знамений и чудес, собрал огромную толпу обманутых им людей и с ними пошел громить храм св. Софии. Епископ Новгородский с крестом в руках стал перед храмом, призывая к себе на помощь христиан, но к нему поспешили весьма немногие. Не испугался лишь новгородский князь Глеб Святославич. Он один устремился навстречу вооруженной толпе и на глазах у всех поразил мечом служителя сатаны, гордо прорицавшего народу свое сегодняшнее же воцарение, после чего толпа разбежалась. Очевидно, что никакой добрый молодец в подобном случае не мог заменить в деле защиты Церкви христианского Государя, получившего от нее благословение на свое служение и покрываемого по ее молитвам силой Божией.
Св. Феофан Затворник предсказывал, что когда падет Престол Царский и народы заведут демократические порядки, тогда начнется гонение на Церковь и вскоре придет антихрист. «Как показал опыт французской революции, когда нет удерживающего, некому сказать властное "вето", смиренные же заявления веры никто слушать не будет».
События после февраля 1917 г. наглядно показали, каково приходится Церкви без "Удерживающего". Новые служители сатаны, собрав толпы духовных люмпенов, устремились громить Российскую Церковь. Вновь встали в церковных дверях архипастыри и пастыри с крестом в руках и анафемой на богоборцев. Но уже не было удерживающего христианского Государя, и не было потому, что наученные опытом слуги диавола первый удар нанесли именно по нему как по защитнику Церкви. А в те роковые дни февраля 1917 г. многие архиереи и священники не только не поддержали своего Царя, помазанного Церковью, не предали мятежников, согласно церковным правилам, анафеме, но и поспешили разрешить войска от присяги ему (присяги, приносимой пред Богом на Кресте и Евангелии!), привели войска к присяге "благоверному временному правительству", служили за это правительство благодарственные молебны...
Расплата за такую "аполитичную" церковную политику пришла очень скоро. Когда "благоверные временные" правители передали власть по эстафете откровенным богоборцам, то призыву Патриарха Тихона и Всероссийского Собора встать на защиту Церкви последовали сравнительно немногие, да и те, не объединенные идеей восстановления православного Царства, не смогли составить никакого подобия православному земскому ополчению Минина и Пожарского. Никакие белые герои, при всей своей самоотверженности и личной доблести, не могли заменить одного человека, Помазанника Божия - Царя Николая Александровича.
В это время среди церковных пастырей было немало замечательных людей: крупных богословов, учителей, молитвенников, но все они в большинстве своем стали жертвами невиданного террора. Церковь, лишенная внешней ограды, стала легкой добычей ее врагов. В любой город России врывалась шайка преступников во главе с каким-нибудь Урицким, Юровским или Лацисом, Петерсом и начинала настоящую бойню православных людей, прежде всего - духовенства.
Вспомним хотя бы телеграмму Лациса из Казани, напечатанную в одном из сентябрьских (1918 г.) номеров "Известий": «Казань чиста. Не осталось ни одного попа, ни монаха, ни буржуя. Больше расстреливать некого». Только за два года (1918-1919) было убито более половины приходского духовенства - десятки тысяч священников...
Период христианского Царства был периодом расцвета Церкви, причем не только внешнего - обширного храмостроительства, развития богословия и церковного искусства, - но и внутреннего, то есть святости. До самого конца этого периода не оскудевают в России святые: святители и преподобные, подвижники и молитвенники, исповедники и проповедники. Еще очень много русских людей живут целиком церковным бытом.
Но вот грядет «России черный год, когда Царей корона» падает (Лермонтов). Начинаются беспримерные гонения на Церковь, выкорчевывание всего хоть мало-мальски напоминающего о Святой Руси. Уходит поколение последних святых Новомучеников, исповедников и страстотерпцев российских. Воспитываются два новых поколения, расцерковленных и денационализированных, своего рода "потурченцев", крещеных и русскоязычных, но еще не православных по собственному самосознанию.
Этих людей окончательно добивает новая вакханалия сатанизма в виде "перестройки", пропагандирующая чудовищную смесь внешних церковных форм с кампанией нравственного растления, с духом наживы, с открытой пропагандой оккультизма. И вот мы имеем то, что имеем. В отличие даже от 1917 года нет у нас ныне ни одного церковного вождя, «ни пророка, ни мудрого, ни сильного».
Современный западный мiр есть мiр, отступивший от Церкви Христовой много веков назад. Папизм, антихристианский "гуманизм", противоцерковная "реформация", безбожное "просвещение", все виды революций (политическая, техническая, нравственная) - вот ступени этой единой лестницы, зрящей во дно адово. Будучи отступническим в четвертом или пятом поколении своего исторического развития, западный мiр не может быть равнодушным к тому, что самим своим существованием напоминает ему о его отступлении - не может быть равнодушным к Православию. Этот мiр ненавидит Православие и гонит его, иногда вполне откровенно, до крови, показуя свое антихристианское нутро; чаще же - прикровенно, создавая в обществе и в быту условия, невыносимые для церковно-православного человека.
Не гонит этот мiр только тех "православных", которые, будучи целиком обмiрщенными и денационализированными, не желают видеть его антихристианской сущности и восхваляют его за "гуманизм" и соблюдение "прав человека". Таким "православным" западный мiр предоставляет трибуны на всевозможных экуменических конференциях и в демократических парламентах, оказывает материальную помощь. Глядя на эпикурейские наслаждения западников из разных православных юрисдикции, иной и впрямь подумает, что Православие в демократическом обществе процветает.
Но не нужно путать западников с Православною Церковью Христовой, которая всегда помнит, что все блага мiра диавол обещал тому, кто падши поклонится ему. Церковь не забывает слова Христовы: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мip, душу же свою погубит?»; «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». (Мф. 16, 26; 7, 12-13). В последние времена, - говорит свт. Игнатий Брянчанинов, - почти все уклонятся на путь широкий и оставят путь узкий. Но из этого не следует, будто Божие определение потеряло силу, и что широкий путь перестанет вводить в пагубу, а только узкий путь - в жизнь.
5. Триединая установка русского человека: Православие, самодержавие, народность
Промысел Божий предназначил России быть последним убежищем Православной Церкви, последним оплотом веры. Поэтому и русская государственность складывалась как православное Царство, и сам русский народ - как православный церковный народ. Триединая установка: Православие, самодержавие, народность - есть основа русского национального сознания.
Это очевидно даже от противного: все борцы с самодержавием, будь то революционеры или либералы, были равно и космополитами-западниками, и злостными безбожниками по своей жизни, если не полными атеистами и богоборцами. Процесс утраты монархического сознания и либерализации политической мысли у русской интеллигенции всегда шел рука об руку и с утратой национального сознания, с презрением к отечественному прошлому, а также с расцерковлением и нравственным разложением. И полоумный нигилист - маньяк идей социализма, и респектабельный циничный либерал равно были смертельными врагами веры, Царя и отечества. Они вместе, как в 1905-м, так и в феврале 1917-го свергали Царя, разрушали отечество, гнали Церковь. Невозможно отказаться от одной из частей триады, не утратив при этом и остальных.
Поэтому и трагедия Февраля была глубже, чем это кажется на первый взгляд. Она не была лишь политическим недомыслием, но всеобщим позорным грехопадением, подготовленным глубоким греховным повреждением души. В этом грехопадении - и клятвопреступление, и измена законной Богоучрежденной власти, и восстание на Помазанника Божия, и отвержение самой идеи православного Царства - Третьего Рима. В нем отвержение высочайшего служения, возложенного на Россию Промыслом Божиим за много веков до этого, в нем - продажа Божественного первородства за похлебку мнимых благ демократии.
Те русские эмигранты, которые принципиально отвергли идею Православного самодержавия как ложную, не остались и русскими, не устояли в Православии, а превратились или в католиков восточного обряда, или в модернистов-космополитов. Иное положение у тех многочисленных русских патриотов, которые не отвергали этой триединой установки, но еще не пришли к ней.
Старые интеллигенты-февралисты и многие такие эмигранты запечатлели себя позорной печатью апостасии - отступничеством от Православия, изменой самодержавию, предательством национальных идеалов и устоев. В отличие от них многим русским людям "советского" воспитания, по мере пробуждения их национального и религиозного сознания, пришлось отказываться совсем от другого: от коммунизма, атеизма, разных видов "западничества" и "американизма". И здесь у каждого свой путь и свои особенности.
У одних прежде пробудилось державное и государственное сознание, но еще слабо чувство религиозное и церковное - это нецерковные патриоты. У других сильнее чувство церковности, но еще не созрело равное по силе сознание русского патриота (взамен патриотизма "советского", отвергнутого при обращении к вере) - это многие энтузиасты церковного возрождения, борцы с экуменизмом и обновленчеством, но предпочитающие пока быть "аполитичными". А враги русского возрождения всячески пытаются противопоставить одних другим: нецерковных патриотов увлечь под знамена Жириновских и им подобных, а церковных энтузиастов - под флаги "демо-христиан".
6. Возможно ли ныне восстановление православного Царства?
Подопечный иудейского банкира Ротшильда Наполеон Бонапарт говорил, что для достижения успеха в каком-либо деле, например, в войне, нужны три вещи: во-первых, деньги, во-вторых, много денег, в-третьих, очень много денег. Другой служитель князя мipa сего добавляет, что, кроме этого, нужны еще связи и информация. Если судить по этим признакам, то у русского патриотического движения не больше шансов на победу, чем у ребенка в поединке с боксером-тяжеловесом. Но ложность этих трех условий успеха, как и всего безбожного материалистического подхода, наглядно иллюстрируется историей самого Бонапарта, который благодаря Ротшильдам имел очень много денег и информации - и тем не менее потерпел полное поражение в православной России.
Невозможное человекам возможно Богу (Мф. 19, 26), Который «от земли воздвигает нища и от гноища возвышает убога» (Пс. 112), «мертвит и живит, низводит во ад и возводит». Поэтому единственное условие успеха в любом деле - благословение Божие на это дело. «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии» (Пс. 126). Итак, как нашему патриотическому движению добиться благословения Божия?
Во-первых, нужно четко осознать, что единственно угодна Богу та Россия, которая служит Ему и Его Церкви. Не богатая и сытая страна, в которой жизненный уровень был бы почти как в Америке, а Святая Русь в виде православного Царства. Ищите прежде всего Царствия Божия и сия вся (материальное благосостояние) приложатся вам (Мф. 6, 33), - такова заповедь Христова. Да, этот идеал святости высок, почти недосягаем, но он заповедан нам Богом, и мы не имеем права заменять его на что-либо дешевое и популярное.
Во-вторых, нужно отказаться от материалистического взгляда на русский народ как на некую арифметическую сумму "русскоязычных" или "русских по паспорту" людей. Соответственно и воля народа не может выражаться таким же арифметическим большинством на выборах и референдумах. Русский народ, прошедший многовековой исторический путь, не есть совокупность биологических особей одного поколения, но особое духовное образование, куда входят все поколения и ныне живущие, и отшедшие. Бог наш не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы (Мр. 12, 26).
Русский народ сформировался как православный воцерковленный народ. В Церкви же осуществляется не мнимое, а реальное духовное общение с отшедшими из жизни сей: молитва об усопших отцах и братиях наших и молитва к святым земли нашей. Духовное единение наше с предками, жизнь теми же идеалами Святой Руси определяет и нашу принадлежность к русскому народу - а вовсе не просто языковой признак. Как те из инородцев, которые крестились и воцерковились, входили в состав русского народа, так и те русские, которые отрекались от веры и Церкви, отпадали от русского народа, подобно шлаку при плавке стали.
Со времени крещения Руси за десять веков насчитывается сорок поколений русского народа (если считать примерно четыре поколения в столетие). Имеют ли право одно или два поколения, разорвавшие свою связь с идеалами всех прошедших поколений, решать судьбу всего народа, в том числе и поколений будущих? - Нет, эти люди имеют право решать только свою судьбу. Это ветви засохшие, отломившиеся от единого ствола исконной российской государственности. В этом смысле незаконны и недействительны как революции, так и демократические референдумы, решающие судьбу народа и государства большинством голосов одного поколения, забывшего свое родство. Духовные люмпены, утратившие русское православно-державное сознание, хотя бы и составляли арифметическое большинство населения, не имеют никакого права решать судьбу русского народа, к которому они уже не принадлежат, менять его веру, разваливать государство.
Отсюда вытекает, что патриотическому движению не стоит гоняться за голосами тех обывателей, для которых - «где колбаса, там и родина», в надежде добиться таким образом большинства на очередных выборах, но надо объединять свои наличные силы, преодолевая разногласия.
И конечно, необходима усиленная молитва к Богу, ко всем святым земли Российской, особенно к Новомученикам, о восстановлении православного Царства! Если Бог с нами, то кто против нас? Воля православного народа всегда выражалась в совместной усиленной молитве. Истинное национальное богатство народа, его могучий духовный потенциал составляют его святые, его заступники и ходатаи пред Богом, его небесные покровители. Это то наше оружие, которого вовсе нет у апостасийного западного мiра.
Что заступление святых не поэтическая алегория, а духовная реальность, подтверждает вся наша история, которая и есть история чудесных избавлении и спасений. Вспомним хотя бы чудеса спасения городов по предстательству Божией Матери, вспомним явление свв. князей Бориса и Глеба на помощь благоверному князю Александру перед Невской битвой, сонма святых русских - перед Куликовской битвой, преп. Сергия Радонежского - во время осады его обители поляками и многие иные случаи вполне осязаемой чудесной помощи свыше.
(Ранее статья распространялась за подписью А. Тускарев)